Провинциальный городок. Летнее воскресное утро. Солнечный
луч уютно устроился на моей щеке, нагрел её, и я проснулась. Мне 11 лет. Никуда
спешить не надо, каникулы. Тихо лежу на рыжей софе, прислушиваясь, как лёгкий
ветерок колышет занавеску.
Младшая сестра крепко спит на соседней кровати.
Лениво размышляю – кинуть в неё чем-нибудь или уж не будить? Настроение у меня
хорошее, выспалась, поэтому решаю сестру не трогать. Нежусь, наслаждаясь
тишиной. Луч постепенно сползает со щеки на шею, потом на плечо. Надо вставать.
Бреду тихонько на кухню. Мама, стоя спиной к двери,
взбивает яйца для омлета. Меня не видит. Вилка в её руке методично бренчит о стенки
миски. Чай уже заварен.
– Привет, мам! А где папа? – спрашиваю на всякий
случай, хотя ответ уже знаю.
– На убийстве, где ещё, – пожимает плечами мама. – Доброе
утро, доча, садись, сейчас омлет поджарю.
Сажусь на белый табурет с коричнево-шоколадной
каймой по периметру. Беру кусок заводского хлеба, откусываю и тут до меня
доходит, что сегодня вечером я буду есть совсем другой хлеб.
С убийства папа всегда привозит две-три деревенских
буханки. Они разительно отличаются и внешним видом, и вкусом от того, что мы
покупаем здесь, в городе. Деревенский хлеб – большой и пышный, с румяной
хрустящей корочкой. Начинка у него ноздреватая и слегка с кислинкой.
Деревенский хлеб не крошится даже на третий день. Чуть черствеет только, но от
этого, как ни странно, становится ещё вкуснее.
От предвкушения вечернего пиршества я глотаю слюнки.
А тут и омлет подоспел. Мама наваливает его горкой мне на тарелку, наливает
чай. Мы завтракаем, о чём-то болтаем, строим планы на день…
Папа возвращается только под вечер, очень уставший.
Мы с сестрой облепляем его и – о, этот детский эгоизм! – тут же спрашиваем про
хлеб.
– Да привёз-привёз, а как же! – папа откуда-то из-за
спины протягивает авоську, распираемую во все стороны тремя пышными буханками.
Мы с визгом уносимся на кухню резать и есть скорее этот долгожданный гостинец. Спорим
с сестрой, кто сегодня первый ест корочку – она самая ценная. Макаем хлеб
сначала в кипяченое молоко, потом в сахар и отправляем в рот! Вкуснотища
необыкновенная!
Папа сидит рядом, ужинает. А может, и обедает
только, ведь он весь день был занят и не успел, наверное, пообедать. Скорее
всего, даже позавтракать не успел. Сообщение об убийстве в далёкой деревне поступило
на дежурный пульт милиции в три часа ночи, оттуда сразу позвонили папе.
Четверть часа – и вот он уже трясется на милицейском уазике за десятки
километров от сонного дома. Папа работал в прокуратуре и по долгу службы часто выезжал
на резонансные преступления.
… Папы нет уже почти 20 лет, а я всё еще помню вкус
хлеба, который он нам привозил. Я не ела такой хлеб очень давно. С хлебом
сейчас вообще беда. На упаковках в магазине состав хлеба иногда занимает два
десятка строк мелким шрифтом. Не хлеб, а хлебный продукт какой-то. Но вот
недавно муж принёс из магазина хлеб. Откусив, я сразу поняла – это он! Хлеб из
моего детства. И теперь мы едим только его. Именуем его «хлеб с убийства». А я про
себя его называю «папин хлеб». Он у моего папы был нелегким.
© Ирина Сальникова.